Избитая фраза, приписываемая английскому премьеру Уинстону Черчиллю лучше тысячи других характеризует героя нашей рубрики – депутата Тульской областной Думы Олега Сенина. Вот только государство зачастую оказывается не слишком благосклонным к людям, живущим по этому принципу.
Закат Капитала
Биография депутата Сенина воистину незаурядна для политика регионального масштаба. Талантливый юрист 1947 года рождения, повторявший путь Ленина и имевший прекрасные перспективы в Советском государстве, умудрился перечеркнуть все своим участием в подпольной революционной организации. Что могут сделать с молодым человеком пять лет брежневских лагерей? Об этом узнаем из откровения политика.
- Чем Вас не устраивало Советское государство?
- Мы были неомарксистами. Читали классиков. Отступление от Маркса и Ленина было, наш взгляд, слишком очевидным. Произошла реставрация буржуазного капиталистического тоталитарного государства. Этот процесс оформился к 30-м годам. В нем был правящий класс – партократия. Силы подавления: политическая полиция и армия. Отсутствие свобод у населения. Все это было хорошо видно нам, молодым интеллигентам. Мне, юристу, в частности. Мною даже была написана работа «Теория и практика сталинского террора». В этом труде были дистанцированы Ленин и Сталин. Ленин, естественно, был показан в более приглядном виде.
- Неужели никаких плюсов не замечали?
- Мы поддерживали и хрущевскую оттепель и так называемые косыгинские экономические реформы, но не диктатуру партийных кланов. Наша организация была одной из немногих, серьезно занимавшихся идеологией и развитием идей Маркса и Ленина, а не прямолинейным их копированием.
- Насколько серьезной была эта организация?
- У нас была очень реалистичная установка. Мы считали необходимым ждать того времени, когда наступит революционная ситуация, когда верхи не смогут, а низы не захотят. Имели доступ к богатейшей библиотеке института, в том числе, к материалам, которые без спецдопуска не получишь. Занимались пропагандой, агитацией. Старались соблюдать правила конспирации. Общее число сочувствующих было приличным, где-то 120-150 человек. Сторонники были в двух городах: в Саратове и Рязани. Просуществовала наша организация довольно долго. Пять лет. Обычно подобные кружки разоблачают за 2-3 года.
- Пражская весна 1968 года, наверняка, не оставила молодых марксистов равнодушными?
- События в Чехословакии встретили с большим энтузиазмом и они нас только укрепляли в нашей правоте. Мы даже пытались выйти с ними на контакт, но сделать это не получилось.
- Поэтому вас разоблачили?
- На определенном этапе, когда у нас появились сторонники, мы, студенты Саратовского юридического института, стали терять трезвость и бдительность. Я симпатизировал, как человеку, нашему декану, общался с ним. И, в один прекрасный момент, передал ему нашу работу «Закат капитала» для ознакомления. Это был неоправданный риск. Вместо того, чтобы вернуть мне эту работу, он отправил меня к ректору, Демидову. Тот передал ее в КГБ. У меня были отработаны версии на этот случай, но это нас не спасло. Может, за нами и раньше следили, но мы об этом не знали. Потом выяснилось, что в рязанской организации два активиста – Женя Мортимонов и Семен Заславский начали активно сотрудничать со следствием.
Земля и небо
- Пытки к Вам применяли?
- Комитет госбезопасности вел себя предельно корректно. Никаких избиений и пыток.
- Когда выслушали приговор, что почувствовали? Ведь шли по стопам Ленина и народовольцев?
- Девять лет лишения свободы стали для меня сильнейшим ударом. Тюрьма, сами знаете, не подарок. У меня жена, доченька, родители. Но мы к этому морально готовились. У нас были перед глазами примеры. Серия книг с их биографиями была доступна. Про себя думал, что это крах нашего движения, но не окончательное поражение.
- Расскажите, что за публика с вами сидела?
- Это были очень разные люди каждый со своей сложной судьбой. Были там генералы и полковники госбезопасности, еще времен Берии, украинские националисты и марксисты. Среди армян преобладали националисты. А вот грузины больше тяготели к демократии. Были забавные ребята. Эстонские фашисты. «Майн Кампф» читали. Собирали по лесам оружие. И даже охотились из него на лосей. А потом их к нам определили.
- И трудно было сладить с таким контингентом? Политические противоречия должны были просто бурлить?
- О своих политических воззрениях говорить было не принято. Люди хотели как можно скорее освободиться и старались держать язык за зубами. Те, кто работал в органах – особенно. Многие старики познали еще сталинские лагеря. Перед нашими глазами была живая история. Солженицын тогда свой «Архипелаг ГУЛАГ» еще не опубликовал, а мы это все знали. И наша тюрьма, по сравнению со сталинской – небо и земля.
- На сколько в Вас хватило убежденности и «заряженности» на революционные идеи?
- Первое время я держался стойко. Но уже к 1970-1971-му году началось переосмысление всей жизни. К Богу пришел в БУРе (бараке усиленного режима — штрафном изоляторе). Там практически не топили и были ужасные условия. В один прекрасный момент посмотрел на небо. И такая благодать снизошла, что слезы полились из глаз. Это стало отправной точкой к переменам в жизни. К своему освобождению в 1974-м, я потерял здоровье и пришел к вере.
- В душах ваших бывших друзей-единомышленников произошли такие же метаморфозы?
- Большинство из нас стало верующими людьми и православными державниками. На прежних позициях остался только один.
Люди своего времени
- После вашего срока в годы перестройки демократы, наподобие Новодворской, не пытались Вас переманить на свою сторону?
- Освободившись из тюрьмы, я зарекся заниматься политикой и решил посвятить себя религии...
- Но несмотря на этот факт что-то вас заставило вернуться на эти галеры... У нас в стране от политики нельзя зарекаться, как от тюрьмы?
- С 1995 года я начал работать в нашей епархии, занимался просветительской, преподавательской деятельностью в ТГПУ им. Толстого, правовой академии. Вел ряд передач на радио и телевидении, публиковался в газетах. В конце концов, я стал известным человеком. Привозил из Москвы православную литературу и разносил ее по кафедрам и библиотекам. С 1996 года я преподавал на епархиальных катехизаторских курсах. И в конце концов, в 2004 году мне предложили баллотироваться от «Засечного рубежа» в Тульскую областную Думу.
- И как вам работалось в этой компании?
- Фракция у нас была большая, дружная и боевая. Многочисленнее коммунистов. Галина Григорьевна Фомина, ныне занимающаяся правами человека, тоже с нами была. На федеральном уровне тоже было все живо, интересно и перспективно: Глазьев, Рогозин – сильные политики с патриотическими убеждениями. Оба работают во благо государства.
- И почему же такая замечательная команда распалась?
- Все посыпалось наверху. И у нас тоже кое-кто решил уйти в глухую оппозицию. А мне это совсем было не нужно. Я уже говорил, что шел не политикой заниматься. И меня все эти дрязги отвлекали от общественной просветительской деятельности.
- Не могу у Вас не спросить по поводу современного протестного демократического движения. Как Вы к нему относитесь?
- Мне кажется, свободы сейчас у нас – хоть ложкой ешь. Более чем достаточно для того, чтобы добиваться своих целей цивилизованным способом. Те, кто утверждает, что у нас несвободная страна – врут. Мне до тошноты противно то, чем занимается несистемная оппозиция. На мой взгляд, они не предлагают ничего нового и отстаивают интересы других стран.
- Выходит, действия председателя КГБ Юрия Андропова по отношению к таким молодым и романтичным гражданским активистам, как ваш марксистский кружок, можно назвать оправданным?
- Андропов – честный и порядочный человек. У него были свои идеалы, у нас свои. Я его не осуждаю. У нас не было ничего общего с так называемыми героями Болотной. Навальный... посмотрите, как встречают его в Кирове? Как на свадьбу едет! Не процесс, а шоу. Удальцов... залез на телефонную будку и говорит «Не слезу, пока Путин не уйдет!» А хотим ли мы их всех видеть в Кремле или нет, они не интересуются.
- Получается, современной России для успешного развития нужен жесткий и принципиальный человек, такой как Андропов?
- Андропов – человек своего времени. Сейчас у нас, как я уже говорил, демократия. Религиозная свобода, экономическая свобода, все это большое благо. К сожалению, его испоганили и перечеркнули теми негативными последствиями, которые имели место в нашем государстве. Но, несмотря ни на что, способные люди могут всего добиться практически с нуля. Так что, сегодня справимся, без Андропова.
