Это очень хорошая профессия
– Меня Захар зовут, и я пишу книги, – на всякий случай представился Прилепин. – По паспорту я, правда, Евгений Николаевич, но Захаром был мой прадед, да и отца Николая Семеновича почему-то называли так же. Свою первую книгу я написал в 30 лет, мы с женой тогда были очень бедны, да и не становятся в такие годы писателями. Но за книгу я получил гонорар, ее даже перевели на французский язык, и мне подумалось, что это очень хорошая профессия – писатель. Книжка была издана за авторством Захара Прилепина, и за последние десять лет это имя как-то срослось со мной.
Захар стал вслух читать рассказ «Рыбаки и космонавты» из его новой книги. Читал, местами запинаясь, как будто текст видит впервые, а не сам написал его от первой до последней буквы. Проза была очень смешной и какой-то корректной, что ли. По зрительным рядам то и дело прокатывалась волна смеха, пару раз искренне хохотнул и сам писатель. При обилии шуток буквально ниже пояса поданы они были всякий раз с долей застенчивости, даже стыда – в интеллигентной манере, в общем.
Из зала спросили, можно ли назвать автобиографичными рассказ и книгу в целом.
– Я не создаю то, что можно было бы назвать человеческими документами, – сразу расставил все по местам автор. – И конечно, мои книги – это не протокол допроса. Но я имею представление обо всем, о чем пишу, и часть событий произошла именно со мной, но, подчеркну, – не все. Так что примерять их на меня не верно. Раз уж мы находимся рядом с местом, где родился и жил Толстой, проведу такую параллель. Роман «Война и мир», события которого разворачиваются за некоторое время до рождения писателя, на самом деле очень даже автобиографичен, ведь там портретно описаны его тетки и дядья, в том числе и те, которые были его современниками…
Захару передали записочку из зала, он развернул, зачитал вопрос и признался: писатель, публицист, музыкант и телеведущий Прилепин не смотрит телевизор.
– Еще 20 лет назад он совершенно случайно сломался – некоторое время показывал с рябью, а потом совсем перестал. А мы тогда были очень бедные и починить его не смогли, – пояснил он. – И, кстати, это ответ на вопрос, почему у нас в семье все дети читающие. Когда телевизора нет в доме и родители к тому же читают – это уже полдела. Более того, когда я стал немножко пообеспеченнее, мы переехали в новую квартиру и даже купили «ящик», оказалось, что у детей к нему нет никакого интереса. Они подошли, пультом пощелкали, не поняли его смысла и назначения и благополучно забыли о том, что он вообще есть…
Есть что почитать
Туляки спросили Прилепина о том, каких авторов он бы посоветовал непременно прочесть. Тема пришлась, как видно, по душе, говорил долго и не просто называл имена, а обосновывал. Разбил в пух и прах расхожее мнение о том, что читать сейчас абсолютно нечего.
– Есть некоторый, вполне весомый список, – заверил Захар. – Многие говорят: «Я предпочитаю иметь дело с проверенными вещами, поэтому люблю исключительно Тургенева и Толстого». Это хорошая позиция, и что-то в ней, несомненно, есть, особенно если представить, что они этих классиков в действительности читают. Но я думаю, это не так, и если бы такой человек был современником Толстого, он бы непременно заявил, что читает Фонвизина и Державина. Некоторые вещи, – и я тут не намекаю на себя – их нужно прочесть вовремя. Евгения Водолазкина, например, автора очень хорошего, просто необычайного романа «Лавр». А еще у вас есть земляк Александр Кузнецов-Тулянин. Эту приставку к фамилии он взял, когда уезжал на Сахалин, чтобы там не затеряться и как-то обозначить, откуда он родом. У него есть очень сильный роман «Язычник». Или Михаил Тарковский, родственник известного режиссера, который живет на Енисее, занимался там долгое время охотой, строил церковь. И описывает этот огромный пласт жизни, обыкновенных мужиков и женщин, которые давно уже ушли со страниц литературы, а центральным персонажем стал русский интеллигент, менеджер или олигарх.
Захар признался: его поколение – писатели 35–40 лет – апеллирует к тем или иным советским авторам и свою генеалогию возводит к литературе тех времен.
Соловецкая история
– Захар Прилепин – автор молодой, ему всего 40 лет, в местах не столь отдаленных он не сидел. Так как же он написал роман «Обитель» про Соловки? – тихо, с паузами после каждого слова спросил читатель.
Зал зааплодировал
– Я раздумывал – сесть? – писатель пошутил с серьезным лицом. – Потом решил, что это ни к чему, все же у меня имелась определенная фора: прадед сидел, и дед тоже – в немецких лагерях, и крестный дядя, и брат. Справедливости ради, два уголовных дела были и у меня, но они ничем не закончились. Зато я пять лет работал в ОМОНе, что не менее в данном случае ценно, и потом еще в 1999-м трудился вышибалой в ночном клубе, где насмотрелся на всяких воротил.
Прилепин рассказал – идею написать о Соловках ему подал Александр Велединский, сценарист сериалов «Бригада» и «Дальнобойщики», режиссер фильма «Географ глобус пропил», который на тот момент был без работы.
– Он сказал: «Поедем, напишешь что-нибудь, а я сниму», – припомнил Захар. – Тогда не предполагалось, что это будет роман, так – рассказ, повесть, может быть. Мы жили там несколько недель, и Саша в этот период бросил пить и уже семь лет как не употребляет крепких напитков. Соловецкие острова – место удивительное, даже аномальное какое-то. И ошибочно думать, что тюрьма появилась лишь при Советах – она была всегда, еще с допетровских времен, и сидели в очень мрачных условиях – в земляных ямах. Гиды там очень строгие, это люди, которые на Соловках по 20–30 лет живут и работают, всю подноготную знают. В какой-то момент они к нам прониклись и совершенно удивительные истории стали рассказывать. К примеру, что Солженицын в своем изложении допустил ряд неточностей, и Лихачев, который сидел здесь, «пойман» ими на сочинительстве.
Прилепин признался: прежде чем написать хоть строчку, он закупил «тонны литературы» по Соловкам, все, что сумел найти, – порядка 300 книг, запросил архивы. И пару лет просто начитывал, пока буквально не стал вскипать от обилия информации. Он даже повесил на стену большую карту, где нарисовал весь лагерь.
– А потом стали происходить вещи, которые побуждали начать писать, – тема неожиданно стала чуть мистической. – К примеру, я находил в архиве фотографию и краткую справку о заключенном, думал, что интересная судьба у человека и надо бы взять на карандаш. А потом мне попадалась на глаза записка, которую он, скажем, передал приехавшей навестить его матери, а затем еще акт, что его положили в больницу. И тут приходило понимание, что я, может быть, единственный свидетель жизни этого человека и должен о нем сказать. Кроме того, я осознал, что практически вся соловецкая литература – мемуарная, написана она с точки зрения «изнутри» и без знания контекста и той информации, которой располагала администрация застенков. Я думал, что напишу повестушку, а вышел роман, где 114 персонажей, 80 из них имеют реальных прототипов…
Захар признался, многое в его романе документально, но не все. Так, один из центральных персонажей «списан» с реального человека, начальника ГУЛАГа Федора Ивановича Эйхманса. Личность, по утверждению Прилепина, демоническая, но чрезвычайно увлекательная.
– На своем посту он зверствовал, но благодаря ему же был создан монастырский музей с тысячами экспонатов церковной утвари, – пояснил Захар. – Тот факт, что эти подлинные предметы не были уничтожены и вернулись в итоге на свои места, – его заслуга.
Когда роман был готов, Прилепин задумал написать послесловие к нему, собрав фактуру в беседе с дочерью Эйхманса Эльвирой Федоровной. Он знал, что, рожденная за два года до расстрела отца в 1937 году, она еще жива. Однако разыскать ее не получилось – отцовскую фамилию женщина, что логично, давно сменила. Но Прилепин рассудил, что, как писатель, имеет полное право выдумать историю о встрече с ней, что и сделал. Описал в подробностях, как приходит в гости, как обставлена квартира, какая там библиотека. А через месяц получил письмо:
– Вы не были у меня в гостях, но и мой дом, и привычки описали точно. Кто вам рассказал, признайтесь?
