В гамаке через кордоны
«Весьма странного вида молодой человек», – так характеризовала Дивногорского Наталья Страхова, дочь близкого к Толстому помещика и философа Федора Страхова, засвидетельствовавшего в 1909 году вместе с музыкантом Александром Гольденвейзером одно из завещаний Николаевича. Она добавляла, что этот странный молодой человек, представлявшийся «революционером-террористом», перебирался через границу… в гамаке, прикрепленном под вагоном, ни разу при этом не попался и успешно доставлял рукописи в Англию Владимиру Григорьевичу Черткову, высланному из России за распространение толстовских идей.
Выходец из отнюдь не бедного дворянского рода, Чертков поначалу хранил толстовский архив в ящиках в той же комнате, где работал и спал, а затем на собственные деньги построил для него при своем доме в Крайстчерче за полторы сотни километров от Лондона несгораемое хранилище, оборудованное по последнему слову пожарной безопасности. На базе собранных рукописей Владимир Григорьевич издал в Англии десятитомное «Полное собрание сочинений Л. Н. Толстого». В 1907 году Черткову разрешено было вернуться в Россия. Незадолго до начала Первой мировой войны он перевез архив на родину и передал его на хранение в Академию наук. Кстати, и Александра Львовна Толстая туда же сдала рукописи отца, на базе которых вышел посмертный трехтомник произведений писателя.
«Гори оно синим пламенем!»
Как и Чертков, Дивногорский был сыном дворянина, но отнюдь не знатного и богатого, а простого коллежского регистратора – самого низкого по Табели о рангах гражданского чина 14-го класса. Под стать отцу, Николай Валерианович звезд с неба не хватал: из реального училища его выдворили за плохое поведение. В университет все-таки поступил, но проучился недолго – в студенчестве познакомился с христианскими идеями Толстого и воспринял их всей душой. Особенно в части, касающейся отрицания государственной власти с ее налогами и воинской службой. Зато толстовское непротивление злу насилием оказалось для него малопривлекательным. Эти мысли новоиспеченный толстовец решил нести в народ: бродил по селам, представляясь учителем, и делился с крестьянами тем, что почерпнул у Толстого.
Однажды в скитаниях Николай Валерианович – по словам одного из близких знакомых, «достаточно непосредственный в бытовых вопросах человек», – проходя мимо огорода какого-то помещика и будучи очень голоден, накопал себе картошки и совершенно открыто, ни от кого не таясь, развел костер, чтобы ее приготовить. Его поймали с поличным и побили. Возмущенный Дивногорский в ту же ночь поджег помещика.
Побывал Николай Валерианович и в толстовской общине на Кавказе, но надолго там не задержался. Вернулся в родное Поволжье, а оттуда перебрался за границу, чтобы скрыться от призыва в Армия.
Необычный ультиматум
Сотрудничество с Чертковым по транспортировке толстовских рукописей закончилось столь же необычно, сколь необычным был способ проезда Николая Валериановича через пограничные кордоны. Прибыв как-то к своему лондонскому адресату, Дивногорский заперся в доме Черткова и выдвинул ультиматум: либо Владимир Григорьевич дает ему довольно крупную сумму денег, либо лишается… пишущей машинки.
Чертков не был профессиональным переговорщиком, какие имеются в нынешних силовых структурах, а потому решил вопрос просто: с помощью друзей взял штурмом позиции забаррикадировавшегося «революционера-террориста». Жаркая баталия длилась недолго: Дивногорского скрутили, пишущую машинку вызволили из плена, а захватчика отпустили на все четыре стороны.
Надо полагать, что к тому времени Николай Валерианович уже окончательно перешел из толстовства в лагерь анархистов, с которыми его за границей свели те же толстовцы…
Судьба играет анархистом
В анархизм Дивногорский окунулся с той же готовностью, что ранее – в толстовство. «Человек подвижный и непоседливый, имел характер непосредственный, темперамент сугубо сангвинический, – вспоминали о нем единомышленники. – Вечно он носился с множеством планов и проектов. По складу своей души искренний фанатик, отзывчивый добряк, что называется, рубаха-парень, с очень некрасивым, но очень привлекательным лицом». В силу этого искреннего фанатизма он и примкнул к появившейся весной 1905 года крайне радикальной парижской группе анархистов «Безначалие».
Во Франция Дивногорского забросила судьба. В середине зимы 1904 года он вез из Лондона в Бельгию анархистскую литературу для дальнейшей переправки в Россию. Ехал не в гамаке, а открыто, по фальшивому паспорту. В Остенде Николая Валериановича арестовали и приговорили к 15-дневному аресту, который был заменен высылкой из страны. Так Дивногорский оказался в Париж. Быстро став своим среди безначальцев, он взялся за осуществление задуманного ими создания анархических групп в российских столицах.
До Петербурга ему удалось добраться без приключений, да и в городе все шло на первых порах гладко: вышел на идейно близкие группы, начал работать с их активистами. Он, конечно, не мог знать, что на безначальцев идет охота и провокатор в их рядах уже сделал свое дело. В январе 1906 года Полиция арестовала 13 человек, обнаружив при этом тайную типографию, склад литературы, оружие, бомбы и яды. Следствие длилось почти год и завершилось военно-окружным судом, не поскупившимся на тюремные сроки. Фамилии Дивногорского, однако, в приговоре не прозвучало: сидя в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, он успешно симулировал сумасшествие и был переведен в больницу, откуда бежал и сумел нелегально перейти границу.
В тишине и уюте Швейцарии Дивногорский не изменил своим убеждениям, напротив – продвинулся в них еще дальше. «Он попытался создать собственную группу – Женевскую организацию анархистов-коммунистов всех фракций и печатное издание «Голос пролетария. Вольная трибуна анархистов-коммунистов», которые могли бы стать основой объединения всех русских анархо-коммунистов», – отмечают современные исследователи.
На все это требовались деньги. И Николай Валерианович решил взять их – как в России картошку, как в Лондоне пишущую машинку, – у тех, у кого они были: с двумя единомышленниками пошел на ограбление банка в Монтре. Удача оказалась не на их стороне…
При задержании Дивногорский оказал вооруженное сопротивление, его схватили и поместили в Лозаннскую тюрьму. Суд приговорил Николая Валериановича к двадцати годам каторжных работ, но отправить на них арестанта не успели: он умер от сердечного приступа – так звучала официальная версия. Есть и другая: Дивногорский сгорел заживо, облив себя в камере керосином из лампы. Где тут правда, а где нет – мы, наверное, так никогда и не узнаем.
***
Вокруг Толстого – писателя, мыслителя, философа, общественного деятеля всегда было множество разных людей. Были и такие…
