– Здесь прошла вся моя жизнь – большая ее часть. И радостно это осознавать, и гордиться собранной коллекцией, ее значимостью. Но случается, при посещении знаменитых картинных галерей или провинциальных музеев вдруг начинаешь испытывать чувство зависти. Хорошее, творческое: жалеешь, что нет у нас работ Рокотова, Левицкого, Брюллова, – хочется, чтобы фонды все время пополнялись новыми вещами, в том числе и современных художников, которые живут в Москве, Санкт-Петербурге, – а в столицах, как мы знаем, все время зарождается что-то новое и потом кругами расходится по России.
– Говорят, что Кузина умеет находить художников...
– Они, наверное, сами «находятся» – те, кто достоин внимания, кто выделяется из числа других. Мне посчастливилось работать, быть знакомой с известными мастерами-современниками. Конечно, нельзя объять необъятное, невозможно собрать все, но картины тех художников, кто представляет собой некое явление в современной жизни, хочется иметь в музее. Помню, как впервые приехала в Санкт-Петербург к Алексею Алексеевичу Моисеенко, показала ему набор открыток из нашего хранилища – альбомы тогда еще не выходили. И когда он увидел нашу «Красавицу» Кустодиева, то воскликнул: «А ведь это та самая «Красавица», возле которой толпы стоят в Париже на выставке в Центре Жоржа Помпиду!» И после этого так легко стало беседовать, и когда шел отбор работ в его мастерской, то можно было найти путь к сердцу этого мастера, готового расстаться с любой вещью ради такого музея, как наш, где висят прекрасные вещи Айвазовского, представлены Суриков, Шишкин, Боголюбов, современные мастера.
С Порфирием Никитовичем Крыловым мы даже дружили, и я ему благодарна за то, что многому меня научил: как отметить, отследить на выставке хорошую работу или интересного автора. И сам он был очень талантливым, разносторонним человеком, хотя его картины мало кто видел.
– А как «воспитывать глаз»?
– Смотреть как можно больше, хотя без сомнений работа в музее невозможна: достаточно ли ты опытна, верно ли сделан выбор?
– А вы давно работаете в музее?
– Пришла сюда в конце шестидесятых, и только одна запись в трудовой книжке. А до этого была учеба в Ленинградской академии художеств, куда я приехала с юга: родилась в Бахчисарае. В Крыму работали многие художники, у нас представлены работы и Куприна, и Кончаловского, и Рождественского.
– И конечно, были ваши первые впечатления, что повлияло на выбор профессии?
– Я не очень люблю рассказывать об этом – о детстве, о начале. Лучше – о зрелом возрасте, о том, что удалось уже сделать. Было много поездок в крупнейшие музеи России, мира, а теперь у нашего объединения расширились связи с зарубежными странами, в частности с Германией. Первая наша выставка там проходила в конце 80-х, в небольшом городке неподалеку от Кельна, во время Дней российской культуры. И наша коллекция авангардных направлений 20–30-х годов была принята замечательно. А чуть позже – выставка в городе-побратиме Филлингене-Швеннингене, они отобрали для экспозиции коллекцию гравюр, графики XX века. И сегодня вещи из нашей коллекции «путешествуют» в составе многих выставок по разным музеям, и трудно назвать страну, где бы они не побывали.
– Ходят слухи, что в ваших запасниках таятся несметные богатства.
– Ну, с Третьяковкой мы не можем соревноваться. И вообще о запасниках не говорят. Мы предпочитаем показывать лишь макушку айсберга – что-то неожиданное.
– Например, коллекцию русских икон?
– Да, у нас была замечательная выставка отреставрированных икон в связи со 100-летием древлехранилища. Совсем древних икон в Туле нет: наша земля ведь подвергалась набегам татаро-монгольской орды. Вот в Ярославле, Твери, Костроме, даже в Калуге я видела замечательные иконы XVI–XVII веков. А у нас в основном XVIII–XIX века, но за последние 25 лет их коллекция выросла до 300, и все – в прекрасном состоянии. Как-то один из священников сказал, что место им в церкви, на что я ответила: «Здесь их берегут, им поклоняются. И потом музей – это своего рода храм». И ведь храмы не закупают иконы: их туда нужно передавать в дар, а нам несут, порой расставаясь с самым дорогим, просто потому, что не на что жить. Никто не виноват, что так произошло, что остаются невостребованными художники, которым уже под восемьдесят, и они вынуждены продавать свои работы.
– Вы проводите дни среди произведений искусства: кто вам ближе, от кого теплее на душе?
– Даже не могу сказать, что я кого-то выделяю, искусствовед должен с теплотой относиться ко всему творческому, что рождается на земле. А музей – это место, где искусство проверяется, утверждается, оценивается. К примеру, работы авангардистов, которые составляют гордость нынешнего времени, – Малевича, Кандинского, с их теориями абстракционизма раньше подлежали списанию. И только благодаря усилиям музейщиков, даже просто отдельных личностей в Министерстве культуры, эти вещи не были уничтожены. И многие художники сегодня, которым уже под восемьдесят, отдают работы в музей, понимая: это значит отправить картины в вечность, сохранить для будущих поколений. Трудно себе представить, но у нас хранятся работы мастеров, которым по 300, 400 лет. И испытываешь невольное чувство благодарности к первым собирателям – графам Бобринским, Алсуфьевым, Гагариным, обладавшим высоким вкусом, пониманием, приобретавшим за границей для своих резиденций, коллекций прекрасные образцы итальянских, голландских мастеров.
– Все зависит от людей?
– Несомненно: вспомним, как тульское дворянство в начале прошлого века, когда коллекции древлехранилища стало тесно в старом помещении, обратилось с воззванием к богатым людям, и был организован сбор средств на строительство здания нового музея. К сожалению, война 1914 года помешала осуществлению этого замысла. И мы, музейщики разных поколений, должны сохранять эти традиции. Помню, как бывший директор Софья Федоровна Нечаева ездила в Москву, в Питер, по Тульской области. Ведь мало увидеть – надо еще суметь получить желаемое. И неоднократно побывать в мастерской, на выставке, убедиться в правильности выбора, понравиться художнику – коллекцией своей, разумеется, не личностью. Нечаева работала именно так, как и Зоя Николаевна Скопинцева, моя предшественница, как и мои молодые коллеги сегодня.
– Недавно у вашего объединения появился новый филиал…
– Да, в 2005 году нам был передан Тульский кремль, а теперь на его территории открылся музей народного декоративно-прикладного искусства. Он разместился в здании бывшей электростанции, общая площадь которого – около трех квадратных метров, и половина этой площади уже отреставрирована, там разместились более 1300 экспонатов. Конечно, главное внимание уделено традиционным промыслам тульского края: белевскому кружеву, филимоновской и городской глиняной игрушке и другим брендам. А вся коллекция, большая часть которой сейчас еще в запасниках, насчитывает несколько тысяч экземпляров и собиралась почти полвека. В ней то, чем славится Россия: шедевры каслинского литья, посуда из Гжели, скопинские игрушки, вологодские кружева, жостовские и нижнетагильские подносы. Есть замечательная коллекция прялок из северных регионов страны, которая чуть более десяти лет назад была привезена из Санкт-Петербурга. А чего стоит холмогорская резьба: в витринах разместились фигурки из кости, украшения, ларцы и шкатулки, выполненные знаменитыми резчиками в XVIII – XIX веках, и современные – чтобы посетители могли понять, как сохраняются традиции и сегодня. Представьте, за последнее десятилетие, поставив себе цель – пополнять эту часть коллекции, мы приобретали один-два предмета ежегодно.
– И все-таки недаром в Туле ходят легенды, что Кузина не только художников «открывает», но и словно «притягивает» экспонаты…
– Это итог следования одной, давно намеченной цели: музей не может быть просто помещением, где расставлены предметы, – тогда он станет мертвой зоной. Любое подобное учреждение должно расти, развиваться, удивлять, радовать, и – да, притягивать людей. Ведь музеев, подобных нашему, в России больше нет. Ну, в Русском есть большой отдел народного искусства, а в регионах ничего такого не встретишь, так что туляки могут гордиться: нам нет равных и по составу коллекции, и по тематике. К примеру, скопинские изделия мы закупали еще дореволюционного производства, те, что хранились у старых мастеров. Но не удовлетворились только стариной глубокой, стали приобретать еще и производящиеся сегодня экспонаты: повторяю, какой же музей без современности? Мне посчастливилось в 70 – 80-е годы прошлого века быть в составе республиканского выставочного комитета, когда в столице через какие-то промежутки времени устраивались региональные, российские, всесоюзные выставки. И мне всегда было интересно, что привносят в искусство современные авторы, работающие в разных направлениях. Я потом приглашала их в Тулу в гости, с гордостью водила по музею, видела их удивление и восторг, после чего наша коллекция опять пополнялась уникальными вещами потрясающей красоты из Гусь-Хрустального, Дятькова, других центров. Сегодня заводов, выпускавших эти шедевры, уже почти не существует, многие художники ушли из жизни, а в наших витринах красуются дивные предметы – их великое наследие.
– Но ведь сегодня не все музеи стремятся пополнять коллекции...
– А мы продолжаем эту добрую традицию, сами зарабатываем средства или получаем по федеральным или областным программам, и приобретаем все новые уникальные вещи. Мне кажется, что это историческое пространство – Тульский кремль сегодня очень притягателен для посетителей. Здесь буквально разместились музеи в музее: постоянно действующая выставка оружия в Богоявленском соборе, новая экспозиция декоративно-прикладного искусства. Да еще в пяти башнях – десять экспозиций на разные темы: по истории восстания Ивана Болотникова, жизни города в Средние века, воссоздан макет пыточной камеры. А недавно состоялось открытие выставки, посвященной историческому событию – Отечественной войне 1812 года.
