Машеньке было три года, когда на Калужскую землю пришли фашисты. Село Дубровка стало для них лакомым кусочком – там проходила железная дорога на Москву. Богатым уловом посчитали они и местных жителей: в населенном пункте стояло почти четыре сотни изб, и всех местных – от мала до велика – загнали в товарные вагоны и отправили в лагеря: немцам позарез нужны были рабочие руки.
С овчаркой и плетью
На дворе стояла зима 1942 года. Отец Маши давно уже был на фронте, а дома оставалась мама, Анна Андреевна, и четыре дочки, старшей из которых было всего девять лет. С ними-то женщину и погнали из дому.
Мария Ильинична, конечно, помнит свои злоключения лишь отрывочно, потому что в то время была слишком мала. Но о плене очень много рассказывали мама и старшие сестры, а уж сколько плакали вместе, вспоминая пережитое…
– Нас часто перевозили с места на место, но лагеря мало отличались друг от друга. Это всегда были длинные бараки, обнесенные по периметру колючей проволокой, – говорит Мария Ильинична. – Помещения всегда холодные, с земляными полами. Мама почитала за счастье, если на нары была кинута солома…
Каждый вечер проходила перекличка. В барак влетал немецкий офицер в черном кожаном плаще, в начищенных сапогах, с блестящей кокардой на фуражке. Вместе с ним приходили два автоматчика и приводили огромную овчарку.
– Детки, держите головки, – говорила девочкам мама, и они, лежа на животах, ставили руки на локотки и клали головы на ладони. Если кто замешкался – сразу получал удар плетью, а иных и вовсе хватали, забирали с собой и больше не возвращали.
Шурочка, где твоя могилка?
Рано утром Анну Андреевну на целый день забирали на работы, а ее дочки оставались одни. Вечером она возвращалась в барак и, если везло, приносила две горсти картофельных очисток – их и ели. Но можно ли насытиться таким скромным ужином, который совмещал в себе еще обед и завтрак?
Пока матерей не было рядом, дети сами добывали себе пропитание: собирали траву и корешки, ползая у бараков. «Только к проволоке не прикасайтесь!» – всегда умоляла мать своих девочек. Дочки слушались. А ребятишек в лагере было много и есть хотели все, и обнесенная заграждением территория быстро превращалась в безжизненную пустыню. Зато за колючкой буйствовала трава. Но по проволоке шел ток. И если ребенок совал ручонки за ограждение, то так и оставался полулежать-полувисеть...
– А мы в кровь сдирали пальцы, ломали ногти, – вспоминает Мария Ильинична. – Много ли сил было у маленьких заморышей? Но тяжелее всего приходилось нашей младшей сестричке Шурочке. Ей было всего два года. И она не могла ползать с нами, собирая корешки. Она еще и есть толком не умела, поэтому с голоду грызла собственные пальчики, и они у нее были обглоданы до костей…
Однажды Анна Андреевна, забрав младшую дочку, ушла на другой конец барака, а оставшимся девочкам строго-настрого наказала сидеть на месте. Оказалось, что она и сестренка заболели тифом. «Если умрем, держитесь поближе к людям, а к нам не подходите», – сказала им мама.
Болезнь забрала Шурочку, а Анна Андреевна выжила…
– Мама потом всегда плакала, вспоминая свою младшую дочку, ведь мы даже не знаем, где ее сиротливая могилка, – и сегодня не может сдержать слез Мария Ильинична.
Невероятная встреча
Отец Машеньки, попавший на фронт в начале войны, несколько лет сражался в партизанском отряде. В 1944 году, узнав, что его односельчане стали узниками и живут в лагере на окраине одного из городков в Западной Украине, он сумел встретиться с семьей. Сегодня эта история может показаться совершенно невероятной, но на то она и жизнь, чтобы преподносить сюрпризы тем, кто их заслуживает.
– Мама тогда работала на какую-то зажиточную семью: косила сено, доила коров, чистила навоз, – говорит Мария Ильинична. – Я не знаю, как отец отыскал ее, но о том, чтобы они встретились, и речи никакой не было. А украинка – та, что была хозяйкой над мамой, – кинулась в ноги лагерной охране и на коленях выпросила, чтобы Илья и Аня повидались. Она сказала: «Это мой брат пришел к жене и детям». И мои родители действительно на минуточку встретились…
Лагерь с пленными отбили у немцев в конце 1944 года, когда мать и три ее дочки оказались уже на территории Польши. На советскую землю ехали снова в товарных вагонах, но это был путь домой.
Поезд довез их прямо до родного села, но женщину и детей встречала унылая действительность из обугленных печных труб, оставшихся от сгоревших домов, а люди, вернувшиеся в деревню, жили в землянках.
– Когда немцы только подходили к Дубровке, мама собрала в сундучок платки и отрезы и закопала в огороде, – рассказывает наша собеседница. – Когда же попыталась найти его, оказалось, что искать нечего – все давно уже вырыли фашисты…
Горькая статистика
Отец Марии Ильиничны пришел со службы через год после Победы. Как и миллионы людей Страны Советов, они с женой строили светлое будущее. После войны в семье появилось еще пятеро детишек – и все мальчишки. Ребятня выросла, окончила школы, училища, вузы, устроилась на работу, обзавелась семьями. При этом о своем прошлом, проведенном в плену у немцев, ни Анна Андреевна, ни ее дочки никому не рассказывали, потому что беда продолжала жить с ними и дальше.
В те годы считалось, что оказавшиеся в плену боролись не до последней капли крови. А вернуть свое доброе имя на фоне миллионов погибших и замученных было подчас просто невозможно, потому что трагедии, которые пережили маленькие жертвы фашизма, не принимались во внимание. И никому не было дела, что миллионы безоружных женщин и желторотых детей попадали в руки гитлеровских нелюдей, потому что защитить их было некому.
Об узниках гитлеровских лагерей, гетто и других мест принудительного содержания, созданных фашистами и их союзниками в годы Великой Отечественной вой¬ны, заговорили лишь в начале 90-х годов.
Тогда еще жива была мама Марии Ильиничны. И несколько раз они вместе ездили туда, куда страшно было возвращаться даже в мыслях спустя многие годы, хотя ни бараков, ни колючей проволоки уже не осталось.
Чтобы обрести заслуженные льготы, женщинам пришлось разыскивать своих подруг и друзей по несчастью. Но не все готовы были подтвердить, что вместе лежали на нарах в немецких бараках. Да и отношения между некогда братскими народами были уже не те. Чаще всего в ответ слышали: «Нет, пани, мы не будем подписывать никаких бумаг».
Мать и дочери разыскали дом, в котором жила украинка, которая свела их с отцом: они были уверены, что уж хозяйка-то им не откажет. Но ее к тому времени уже не было в живых.
В итоге у Анны Андреевны и всех ее девчонок значатся разные сроки лагерного прошлого, потому что свидетели, запомнив женщину, не могли это утверждать о ее детях. Впрочем, никто не сомневается, что мама и маленькие дочки были неразлучны…
Вернувшееся прошлое
После окончания школы Мария Ильинична получила профессию картограф-чертежник, вышла замуж за офицера, долго работала с секретными материалами.
В Тулу семья переехала после того, как супруга перевели сюда по службе. К тому времени у Трудовых подрастали две дочки. Жить бы теперь да радоваться, но в 36 лет Мария Ильинична овдовела. Устроиться на работу по специальности не получилось. Услышав о том, что она одна воспитывает маленьких детей, женщине давали от ворот поворот: кому нужны специалисты, которые то и дело будут брать больничные листы?
Пришлось Марии Ильиничне устроиться фасовщицей в магазин. И как ее мама, которая одинаково здорово могла класть скирды, отбивать косу или шить сарафаны, она бралась за любую работу: подменяла кассиров, стояла за прилавком и в итоге стала заместителем заведующей.
– Я думала, пройдут годы – и позабудется страшное прошлое. Но включаю телевизор, смотрю на разрушенный Донецк, на парней, которые ходят со свастикой на рукавах, и с ужасом понимаю, что все это я уже видела…
Интервью с Марией Ильиничной было записано в апреле 2015 года.
