Вода воде рознь
Тяжелая вода, как и графит, служит замедлителем нейтронов. Для единовременной закладки в реактор требовалось 13-20 тонн гидроксилина, однако получать его в больших объемах сложно: для этого обычную воду приходится обогащать примерно в 6000 раз. Установки по выработке гидроксилина из воды или другого водородного сырья были крайне сложны и потребляли огромное количество энергии.
В январе 1946 года руководители «атомного проекта» представили Сталину доклад, где отмечалось: «Для создания мощности в 20 тонн тяжелой воды в год требуется в течение 1946 г. – первой половины 1948 г. построить ряд заводов, расширить мощности электростанций, изготовить в СССР или закупить за границей большое количество сложного оборудования… Общая стоимость оборудования и строительства электролизных заводов и связанного с ним расширения электростанций составит около 1 миллиарда рублей». Здесь уместно напомнить, что по официальным данным капитальные вложения в народное хозяйство СССР за всю 4-ю пятилетку (1946–1950 гг.) составили 48 миллиардов рублей.
Над поиском более дешевых способов получения тяжелой воды параллельно работали советские и вывезенные из Германии немецкие ученые под руководством профессора Фольмера. «Жили немцы в санатории «Озеры» под Одинцовом, – вспоминала советская участница этих разработок Сусанна Карпачева. – Потом Берия заявил, что все эти физики-химики – немецкие шпионы, и велел запереть их на охраняемой территории нашего предприятия. Фольмеру дали коттедж, а остальным выделили двухэтажный дом. Правда, в доме этом была охрана, без которой немцы не могли куда-нибудь выйти. Платили им очень большие, по сравнению с нами, деньги, причем половину зарплаты переводили на валютные счета в Германию».
Кто главнее?
В начале 1946 года был найден более дешевый и эффективный способ получения тяжелой воды путем ректификации жидкого аммиака. Первоначально предполагалось строить завод в Сталиногорске, где имелся большой опыт работы с жидким аммиаком и всегда можно было пополнить запас этого сырья, рассказывал участник разработки проектного задания на новое производство известный химик-технолог Адриан Розен. Тогда-то и появилось упомянутое выше совсекретное постановление Совнаркома.
«К сожалению, – отмечал Розен, – в преамбуле постановления правительства был сделан упор на разработки немецких специалистов и лишь бегло упомянуты советские. Это вызвало конфликт между Завенягиным и Первухиным». Авраамий Завенягин (1901, Узловая – 1956) был заместителем наркома внутренних дел, одним из кураторов «атомного проекта». Михаил Первухин (1904 – 1978) в то время являлся заместителем председателя Совета Министров СССР – наркомом химической промышленности. Каждый из них «вел» свою группу ученых, работающих над этой проблемой государственной важности.
Гораздо глубже увидел суть конфликта автор книги «А. П. Завенягин: страницы жизни» (М.: «ПолиМедиа», 2004) Михаил Важнов: «Истинная причина, видимо, не в конкурирующих проектах: ответственным за выполнение всей программы назначался Завенягин, т. е. МВД, а Минхимпрому отведена роль подчиняющегося исполнителя»…
Непарламентские споры
Непосредственный начальник Розена в разработке проекта завода Карпачева вспоминала: «Дело дошло до скандала в научно-техническом совете Первого главного управления при Совете Министров СССР, на котором в присутствии приглашенных (меня и Розена) Завенягин и Первухин стали спорить между собой в таких «непарламентских» тонах, что мне очень хотелось убежать или хотя бы не слышать этот спор».
Тогда Сусанна Михайловна так и не узнала, чем закончился спор – она уехала в отпуск. А по возвращении позвонила Завенягину, чтобы выяснить, на чем же в конце концов остановились. «Вы будете в ужасе, пришлось решиться на строительство в Норильске!» – ответил он. «Но ведь там нет аммиака, там очень дороги будут и доставка оборудования, и эксплуатация! Мы же прогорим, Авраамий Павлович!» – «Выхода не было, – сказал Завенягин. – Минхимпром заблокировал свои заводы от нас… самое главное – здесь никто нам мешать не будет». К сожалению, он ошибался: препятствий в Норильске и Москве оказалось очень много.
Летом 1955 года на норильской установке был получен кондиционный продукт, однако производительность предприятия была вдвое ниже проектной. Через два года удалось достигнуть лишь 85-процентной мощности. Завод выдавал продукцию в течение 7 лет, но тяжелая вода оказалась чересчур дорогой и ее производство было в конце концов остановлено.
Словом, можно только посочувствовать норильчанам. Зато жителям тульского города химиков, задыхающегося от переизбытка вредных производств, повезло: не было бы счастья, да несчастье помогло. А вообще-то все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
* * *
Президент Академии Наук СССР Анатолий Александров писал в начале 1980-х годов: «Теперь можно открыто и прямо сказать, что значительная доля трудностей, пережитых нашим народом в первые послевоенные годы, была связана с необходимостью мобилизовать огромные людские и материальные ресурсы, с тем, чтобы сделать все возможное для успешного завершения в кратчайшие сроки научных исследований и технических проектов для производства ядерного оружия». О том, какая часть трудностей была связана с внутренними коллизиями в высшем руководстве страны, академик деликатно умолчал. Но уж, наверное, немалая…
