Я помню дом № 23 на улице Пушкинской лет с 12-ти. Двухэтажное строение, наполовину из кирпича, наполовину из дерева, было густо заселено. На первом этаже работал маленький зоомагазин. К водной колонке на улице подле дома выходили с ведрами мужики в спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу, но чаще воду таскали старухи. Пожилые женщины в цветных ситцевых халатах, шерстяных носках и тапках носили по два пластиковых ведра за раз. Зимой к одежде добавлялась фуфайка или драповое пальто с лисьим мехом на воротнике. Мы обходили этот дом стороной. Опасливо заглядывали во двор, но заходить не решались. Видели только развешанное на сушку белье и сбитые из досок домики уличных туалетов. Но колонка служила нам доброй службой – мы, как и вся окрестная детвора, пили из нее воду, потому что домой идти утолять жажду было нельзя – «загонят».
Теперь этот дом заброшен. Через разбитые стекла окон видна мебель, оставленная хозяевами и покалеченная разрухой. В зеркале полированного серванта отражается боковая стена Тульского драматического театра, расположенного через дорогу. Сверху его придавило обломками штукатурки, обрешетки потолка и деревянными бревнами верхнего этажа. Среди забытой мебели разбросаны вещи, обувь, кухонные мелочи и мусор. Складывается впечатление, что люди покинули помещения в спешке, побросав имущество. Деревянные лестницы накренились, но, кажется, еще слышен стук каблуков поднимающихся по доскам жильцов и шарканье тапочек старух, тянущих наверх ведра с водой из уличной колонки.
Вход во двор дома сопровождается хрустом битого стекла.
На кирпичных стенах видны два ярких пятна граффити. За забором возвышаются новостройки, укоризненно нависая над хаосом заброшенного двора. У жильцов нового кирпичного «соседа» из окон открывается вид на бывшие в употреблении выгребные ямы, горы гнилых досок, веток и мусора.
Во всех окнах первого этажа выбиты стекла, двери распахнуты, перекрытие второго этажа где-то рухнуло, где-то скоро упадет. Вокруг дома город живет своей жизнью, как будто живые ходят вокруг трупа и не замечают его. Вплотную к стенам дома-призрака примыкает новострой «Арсенал-Арена», рядом – кафе «Старый город», колледж культуры и искусства, в который мимо трущоб каждый день ходят на учебу дети. Напротив призрака – театр драмы, памятник Мосину и театральный сквер, куда стягиваются жители окрестных домов полюбоваться на фонтаны и посидеть на лавочках. Автобусы привозят зрителей и туристов на спектакли и в музей «Тульские древности». Все они паркуются вдоль обочины около мертвого дома.
Узкая дорожка из грязи и битого стекла отделяет дом № 23 от памятника архитектуры под номером 25А. Двухэтажное здание «Доходного дома» стоит на северо-западном углу квартала застройки, на пересечении улиц Пушкинская и Фридриха Энгельса. Первый этаж дома каменный, а верх – деревянный. Еще можно различить остатки фасада - наличники и карнизы, филенчатые пилястры в углах. Дом разрушается и зарос кустами. Почерневшее дерево второго этажа, кажется, уже не спасти. Оно стало жертвой атмосферных осадков и вандалов.
Согласно паспорту бывшей управляющей компании, дом № 23 был построен в 1917 году.
Площадь помещений здания составляет 1054,1 квадратных метров. Кирпичные стены дома стоят на ленточном фундаменте. В 16-ти жилых помещениях не было горячей и холодной воды, канализации, газа. Туалетом людям служила выгребная яма. Отсутствовала система водостоков и пожаротушения. Отапливались жилые комнаты печками.
Ровно через 100 лет дом «умер» - 1 июня 2017 года МУП «Ремжилхоз» прекратило управление многоквартирным домом. Люди из дома ушли.
Пока здание ждет административных решений о своем сносе или реконструкции, помещения «заброшки» не изолированы от доступа неопределенного круга лиц. Криминогенная «язва» зияет в самом центре города. Одна горящая спичка – и полыхнет не только груда забытого хлама вместе с домом, но и прилегающие здания. Нет гарантий, что в момент очередного обрушения внутренних перекрытий, под ними не окажется какой-нибудь любопытствующий бедолага.
Возникают вопросы к городским властям, надзорным органам, управлению МЧС по Тульской области.
Почему чиновники не видят опасности, не предотвращают беду, чтобы потом не ликвидировать ее последствия? Когда случится ЧП – сбегутся должностные лица, начнется бюрократическая переписка, но пострадавшее имущество или чью-то жизнь это не вернет.