В следующем году Тула отметит 300-летие основания в ней оружейного производства. В преддверии юбилея «МК в Туле» начинает публикацию материалов, раскрывающих неизвестные факты об известных предприятиях и организациях тульской «оборонки», а также о знаменитых конструкторах и мастерах-оружейниках. Мы приглашаем принять участие в нашей рубрике всех, у кого сохранились старые фотографии, рисунки, кто хочет поделиться воспоминаниями на эту тему.
Не так давно свое 80-летие отметил Евгений Щербаков – потомственный тульский оружейник, заслуженный машиностроитель, кавалер ордена «Знак Почета», награжденный многочисленными медалями, в том числе двумя золотыми и одной серебряной ВДНХ, дважды удостоенный Мосинской премии.
Однако непосредственно в «оборонке» Щербаков работал только шесть лет. Всю остальную трудовую деятельность Евгений Николаевич посвятил мотопроизводству. И все же за эти шесть лет Щербакову удалось не только много сделать, но и познакомиться с рядом известнейших тульских конструкторов-оружейников.
Артистичность оружейника – это что-то!
Любовь к «железкам» Евгению Щербакову передалась почти на уровне генной памяти. И дед его, и отец, и дядя, коренные туляки, занимались кустарным промыслом – ручной ковкой. Но в годы войны отец, раненный на Ленинградском фронте, был направлен во фронтовые оружейные мастерские. Эта работа запомнилась ему на всю жизнь, хотя дома он вернулся к прежнему ремеслу.
Зато его сын Женька с детства буквально бредил оружием.
– Мы жили на берегу Упы, – рассказывает Евгений Николаевич. – И в 1942 году, когда наши здорово «почесали» фрицев, на берег во время весеннего половодья выбрасывало клинки, пистолеты, ружья – всю немецкую и отечественную амуницию. А мы, мальчишки, эти «сокровища» подбирали…
Неудивительно, что после школы Женя поступил в Тульский механический институт на машиностроительный факультет. Здесь обучали секретам конструирования и производства оружия. А Щербаков был в него просто влюблен. Он участвовал во всех институтских конкурсах и викторинах по оружию, в оружейном кружке изучал новые образцы вооружений. Словом, дальнейшая судьба Щербакова была предопределена. Окончив институт с отличием, в 1954 году он поступил на работу в тогдашний ЦКБ-14, будущий ЦКИБ, а там и КБП.
– Первое время я был в непосредственном подчинении у начальника отдела Михаила Пастухова, – вспоминает Евгений Николаевич. – Николай Макаров и Игорь Стечкин, знаменитые конструкторы стрелкового вооружения, работали под его началом главными конструкторами проектов. Таким же главным конструктором пришел в КБ Константин Соколов…
Соколову нужно было сформировать собственную конструкторскую группу. И Пастухов привел к нему подающего надежды молодого специалиста Щербакова.
– И Соколов начал надо мной черт-те что творить! – сейчас уже с улыбкой вспоминает Евгений Николаевич. – Например, поручил мне, совсем «зеленому» инженеру, спроектировать пушку с раскрывающимся скорострельным патронником. Сроку дал месяц. Я сидел над ней денно и нощно…
При ближайшем рассмотрении «грозный» Соколов оказался необыкновенно живой и артистической натурой. До войны, проектируя бомбодержатели в КБ Туполева, Константин Иванович параллельно учился на курсах гитары у знаменитого гитариста и композитора Александра Иванова-Крамского. Освоив инструмент, по вечерам после работы играл на нем в театре «Ромэн» в качестве цыгана – «настоящие» цыгане его гримировали. Как шутил Соколов, «они кого угодно во что угодно перекрасят».
А в свободное от этих двух работ время Константин Иванович был нештатным сотрудником КГБ. Не от страха. Это было еще одним проявлением его артистичности.
Макаров мог так пошутить
Тут вдруг выяснилось, что нечего стало делать Николаю Макарову. Его знаменитый пистолет уже стоял на вооружении. Авиационную 23-миллиметровую пушку конструкции Афанасьева-Макарова поставили изготавливать. Знаменитому оружейнику пора было снова приступать к конструированию.
– И Соколов отдал ему меня! – рассказывает Щербаков. – С Макаровым я работал около года, познакомился с его коллективом. А от него попал к Николаю Афанасьеву. Знаменитые конструкторы очень внимательно подходили к подбору кадров. Те, кто хотел создать что-то стоящее, необыкновенно тщательно комплектовали себе бригаду…
Щербаков до сих пор очень благодарен Макарову, который заставил молодого инженера на полставки пойти в институт преподавателем расчета и проектирования оружия. «Мэтр» считал, что конструктор, помимо изобретательского таланта, обязан владеть хотя бы основами расчета специзделий.
Впрочем, в историю тульской «оборонки» вошел «творческий тандем», успешно работавший именно потому, что составившие его люди по знаниям и таланту идеально дополняли друг друга. В дуэте Василий Грязев – Аркадий Шипунов один был величайшим конструктором, другой – замечательным теоретиком.
– Выдающиеся тульские оружейники Федор Токарев и Василий Дегтярев не умели чертить, – с жаром рассказывает Щербаков, – и сразу же выпиливали нужную им «железку». Но Макаров прекрасно владел инженерной графикой. И еще у него и Афанасьева было замечательное качество – они оба умели слушать критику. Например, приходит изделие на сборку, и сразу налетают полно «советчиков». Макаров все суждения тут же тщательно записывал в огромную «амбарную» книгу. А Афанасьев их внимательно выслушивал и, вернувшись на место, рисовал инженерную схему предложений. Эти люди были без амбиций. И очень оригинальные…
Например, Макаров вполне мог, по выражению Щербакова, «выкинуть такой фортель». Подходил к нему распространитель билетов денежно-вещевой лотереи, покупать которые в те времена считалось делом обязательным для «сознательных граждан». А Макаров говорил: «Я не хочу, чтобы на моих деньгах кто-нибудь обогатился!» И билеты не брал. И ему все сходило с рук. Может, потому, что он к тому моменту уже был дважды лауреатом Сталинской премии?..
Макаров был и автором довольно рискованных шуток.
Так, на одном с ним предприятии работал его друг детства Александр Воинов. Проектируя, по словам Щербакова, «всякий ширпотреб», Воинов свою конструкторскую норму выполнял за полдня. После чего шел к Макарову «потрепаться».
В группе же Макарова была «запарка» во всех смыслах слова. Во-первых, надо было срочно сделать чертежи для его пушки. Во-вторых – лето, жарища, и в комнате без Воинова пять человек дышат. Макаровским конструкторам даже официально разрешили ставить на открытое окно корыто с водой – прообраз кондиционера, раздеваться до трусов и в таких, более комфортных для лета условиях работать.
А тут еще ходит Воинов, мешает. И ничего не скажешь – друг детства!
Но вот однажды происходит такая история. Заявляется Воинов. Весь из себя в белых парусиновых штанах по тогдашней моде, в светлых ботинках. И Макаров – сам! –приглашает его «потрепаться» и усаживает на стул. Вся группа в шоке.
Макаров «травит» другу анекдоты, тот «закатывается». И вдруг ни с того ни с сего Воинов багровеет, покрывается потом и умолкает.
– Саш, тебе плохо? – заботливо интересуется Макаров.
– Знаешь, я, пожалуй, пойду… – бормочет тот, почему-то сконфузившись. Встает, поворачивается к двери… И народ видит, что у него все штаны сзади мокрые.
Группа сидит – охнуть боится. Макаров серьезен, как уголовный кодекс.
А потом оказалось, что он все это и подстроил. Заранее к сиденью стула подвел трубочку, в которую резиновой грушей подавалась вода. Теплая.
Когда Воинов пришел, Макаров начал «травить» анекдоты. Одновременно ногой потихоньку нажимая на грушу. Ну и что в этой ситуации мог подумать Воинов? Анекдоты. Смех до упаду. Тепленькое потекло…
На Макарова он не обиделся. Ходить, правда, стал пореже. Чего тот и добивался.
Самый «строптивый»
– Это Шипунов «пробил», чтобы в конце 50-х – начале 60-х годов Макарову дали звание Героя соцтруда, – рассказывает Евгений Николаевич. – А Афанасьеву за его «строптивость» – он всегда жестко отстаивал свое мнение – все никак не давали Героя, хотя уже три его изделия стояли на вооружении. Но Макаров попросил, предприятие попросило – и уже на пенсии Афанасьев получил-таки Героя!..
Как вспоминает Евгений Щербаков, Афанасьев был фантастически талантлив. В молодости, окончив сельхозтехникум, он пошел в армию. Там увлекся оружием и придумал пулемет. Предложил свое изобретение армейскому начальству. Те посмотрели на него, как на сумасшедшего. Армейские «чекисты» – другое дело. Заволновались, начали Афанасьева «прижимать»: зачем тебе пулемет, откуда такое направление мыслей? Вдруг разгласишь секреты советского вооружения? А если диверсия?..
– Дело повернулось в другую сторону, когда все дошло до маршала Жукова, – со вкусом повествует Щербаков. – Афанасьев ему пожаловался: «Вместо того чтобы поставить при мне охрану, мне не дают работать!..» И Жуков помог ему устроиться в одно из московских КБ…
И потом, в хрущевское время, когда «кукурузный генсек» от чистого упрямства и незнания сломал судьбы многих талантливых людей, Афанасьева спасла его «строптивость».
– Например, «пистолетчиков» Макарова и Стечкина вдруг перебросили работать к «ракетчикам» – чтобы, дескать, там «укрепить кадры». Но тенора не заставишь петь басом! – объясняет Щербаков. – Один Афанасьев наотрез отказался «перебрасываться»: «Делайте со мной, что хотите, а я где работал, там и останусь!» И остался. И кроме того, что ему награды «зажимали», никак не пострадал…
Кухня «в аренду»
А самым серьезным из выдающихся конструкторов, по воспоминаниям Щербакова, был Игорь Стечкин. Замкнутый. Полностью увлеченный работой над оружием.
Кстати, свой первый пистолет он изобрел еще на третьем курсе института. Сам его выточил в институтской мастерской. И на защите диплома – единственный из всех! – продемонстрировал не чертеж, не макет, а действующий экземпляр оружия.
– На работе наши со Стечкиным пути часто пересекались, – рассказывает Щербаков. – И в разговоре он порой ворчал на жену. Она была страстным рыболовом, и выдающийся оружейник придумывал ей эксклюзивные конструкции катушек для спиннинга. А потом ездил с ней на рыбалку. Она ловила, а он смотрел, как действуют его «левые» разработки…
По воспоминаниям Евгения Николаевича, все маститые конструкторы творили, в основном, не на рабочем месте, а там, где идея придет в голову: дома, на даче… По этому поводу Стечкин любил говорить: «Я сдаю жене свою мастерскую в аренду для кухонных работ…» Дома у него на маленькой кухоньке стояли токарный и сверлильный станки, слесарный верстак. И крохотный уголок был отведен для приготовления пищи.
А у Василия Грязева на кухне стоял чертежный стол. И если его вдруг по состоянию здоровья клали в больницу, все знали: в палату ему обязательно нужно притащить чертежную доску. И делали это без напоминаний…
– Это были уникальные люди, «зацикленные» на работе для государства, – с глубоким чувством говорит Евгений Щербаков. – Они не думали о деньгах и наградах – верили, что их труд нужен и будет оценен по достоинству…