Поликрат откупился от осадивших остров спартанцев свинцовыми монетами, покрытыми тонким слоем золота. Отец Диогена – ростовщик и меняла, – привлекал юного сына к изготовлению облегченных монет. Ньютон, напротив, в силу своей должности главы королевского монетного двора энергично боролся с фальшивомонетчиками, самым известным из которых был некто Уильям Чалонер. Их противостояние, длившееся несколько лет, переросло в личную вражду после того, как Чалонер публично обозвал Ньютона мошенником. В конце концов, сэр Исаак сумел собрать неопровержимые доказательства преступных деяний противника, тот был арестован и казнен.
В отечественной истории громкие имена и фальшивые деньги нередко соседствуют с конца X – начала XI века, когда в киевской Руси появились первые монеты. В древности наиболее распространенным приемом гешефта на наличности было изготовление облегченных монет с пониженным содержанием драгоценного металла. Еще в 1447 году за «денежное воровство» был, по свидетельству «Новгородской летописи», осужден и утоплен с семнадцатью сообщниками некий литейщик Федор Жеребец, ливший и пускавший в оборот неполновесные гривны.
Впрочем, возможности для подобных незаконных дел имел далеко не каждый – они требовали специальных знаний и соответствующего оборудования. Зато с появлением бумажных денег фальшивые ассигнации начали печь, словно блины. На преступном языке фальшивомонетчиков так и звали – блинопеки, а их «продукцию» – блинами.
К тому времени относится появление анекдота, гулявшего по российским городам и весям: «Вы слышали, в Москва за рубль ассигнациями дают 20 копеек серебром! – Это еще хорошо. Могут ведь и по морде давать».
Дела и делишки
В одном только Государственном архиве Тульской области хранятся десятки старинных дел, связанных с фальшивыми деньгами. Они есть в фондах полицейских, судебных и других административных органов практически всех уездов губернии и касаются, в основном, сбыта «блинов» – это даже не дела, а так, делишки. Куда интереснее изготовители фальшивок – хотя бы уже потому, что их ряды представлены далеко не простыми людьми.
Александр Сергеевич Пушкин предпочитал никогда не упоминать о своем дальнем родственнике Михаиле Алексеевиче, отмечал советский и американский литературовед-пушкинист, профессор, доктор филологии, хранитель Цветаевского архива Екатерины Альтшуллер-Еленевой Марк Альтшуллер. Оно и не удивительно: «Его существование отнюдь не делало чести родословному древу Пушкиных».
Осенью 1772 года Сенат приговорил к смертной казни члена мануфактур-коллегии, опекуна Московского воспитательного дома Михаила Алексеевича Пушкина, его младшего брата капитана Сергея и дальнего родственника Федора Сукина к смертной казни по делу о сговоре с целью изготовления фальшивых бумаг. Екатерина II смягчила приговор: Михaил был сослaн «в дaльние сибирские местa с лишением прaв состояния», Сергей определен на «вечное заточение» и заклеймен буквою «В» (вор – Ред.). Отправился в ссылку и Федор.
Сергей хотя и был младше Михаила, но уже имел криминальный опыт: будучи послан графом Шуваловым к Вольтеру с подарками, присвоил 2000 червонцев и коллекцию русских медалей, потом сидел в долговой тюрьме Париж. Видимо, в Братск дуэте он был заправилой, не случайно же литератор и мемуарист той эпохи Петр Вяземский считал, что Михаила осудили необоснованно. Так или иначе, именно Сергей был задержан на польской границе с клише (формами – Ред.) для печати денег. Вот как пишет об этом сын писателя Радищева Павел, отец которого общался с Михаилом Непушкиным (так высочайше велено было теперь называть бывших Пушкиных) в Сибири: «Тaможенный чиновник, осмaтривaя его (Сергея – Ред.) вещи, увидел одну из этих форм, долго рaссмaтривaл ее и не мог понять, нa что онa годится. Пушкин меньший, увидев, что дело плохо, думaл попрaвиться, дaл ему 25-рублевую aссигнaцию. Чиновник взял ее, но формы не отдaл и повез ее домой. В это время его женa пеклa пироги. Он приложил форму к тесту, и 25-рублевaя aссигнaция выпечaтaлaсь. Пушкинa зaдержaли».
Кстати, в Сибири Михаил Алексеевич встретил фальшивомонетчика из наших земляков – Панкратия Сумарокова, на спор нарисовавшего для приятеля сторублевую купюру. Панкратий Платонович также был приговорен к лишению прав состояния и ссылке. Нашим современникам он известен как основатель сибирской журналистики – издатель первого за Уралом журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену», в котором печатал свои стихи и Михаил Алексеевич.
В Сибирь вслед за ссыльным Непушкиным уехала и его жена Наталия Абрамовна, урожденная княжна Волконская, оставив маленького сына на попечение семьи Мелиссино, глава которой опекун Воспитательного дома Иван Иванович был Михаилу Алексеевичу то ли дальним родственником, то ли близким другом. Увидеть сына отцу, скорее всего, больше не довелось: в метрической книге тобольской церкви Рождества Богородицы 5 февраля 1793 года записано «Нещастный Михаил Алексеев Непушкин умер 56 лет с покаянием». А Наталия Абрамовна воротилась в Центральную Россия, где, по данным ревизии 1811 года, ей принадлежало село Щучье ныне Веневского района.
Не пойман – не вор
Были в «блинном» промысле и более удачливые фигуры. Демидовы, например – есть версия, что они чеканили на своих уральских заводах монету, которая была качеством лучше и даже полновеснее казенной, государственной. Или сыновья тульского заводчика Родиона Ивановича Баташева Андрей и Иван, создавшие к концу 1770-х годов на стыке Рязанской и Владимирской губерний собственное княжество «мерою сто верст вдоль и сто поперек» с множеством деревень, десятками тысяч крепостных, заводами и флотилией судов, доставлявших продукцию вплоть до Архангельска.
«Столицей» своей они сделали «Орлиное гнездо», которое «свили» верстах в двадцати от Касимова. В их поместье, обнесенном двухверстовой каменной стеной 5-7 метровой высоты, были огромный дом с десятком флигелей и служб, театр, большой парк, два десятка оранжерей. А еще – подземелья, о которых слухов ходило немало, но лишь немногие знали, что там, как и для чего. Охранялось все это бдительной стражей – Андрей Родионович выхлопотал высочайшее разрешение держать полк «егерей числом в 800».
По преданию, в подземелье делали фальшивые червонцы. Три сотни работников жили здесь же, в усадьбе, очень изолированно, даже с дворней мало общались. Работали будто бы в две смены: ранним утром половина из них входила в большие чугунные двери одной из башен, а другая половина выходила навстречу. Рассказывают, что один из этих рабочих, влюбившись в дворовую девушку, проговорился ей, чем они занимаются под землей. Молва о «монетном дворе» вскоре пошла по округе, а влюбленный и его Грушенька тут же исчезли. Стоны и плач, доносившиеся откуда-то из-под стен, слышали потом несколько суток.
После вступления на престол Павла к Баташеву выехала ревизия проверить слух о червонцах. Но Андрей Родионович загодя получил сообщение об этом. Очередная смена рабочих отправилась под землю, а навстречу ей никто не вышел: людям было сказано, что надо разом прикончить спешное дело, после чего «барин» выдаст всем по сто рублей и отпустит по домам. Больше этих триста человек никто не видел, управляющий объявил, что они отпущены барином домой. Но в тот же вечер в кабаке барский любимец спьяну проболтался: теперь, мол, хоть сто ревизий приезжай – ничего не дознаются. Утром он утонул. А ревизия, действительно, не смогла найти вход в «подземные хоромы»: в башне, куда заходили рабочие, оказалась только дверь в сад.
Быль это все или небыль, но местные краеведы утверждают, что в 40-х годах XIX века владимирский жандармский полковник доносил министру финансов о спрятанных в усадьбе Баташева семнадцати миллионах рублей и просил разрешения на поиск клада. Отыскать его не удалось. Но, с другой стороны, из найденных позже на территории усадьбы трех монет две оказались фальшивыми.
* * *
В 1910 году случайная проверка тульской тюрьмы обнаружила «в нужнике 995 отлитых монет, специальные сплавы и отливочные формы» – заключенные устроили «в отхожем месте фабрику по чеканке золотых монет пятирублевого достоинства».
Вот уж, действительно, охота до «блинов» пуще неволи…
